Условный срок вместо колонии: Немного о переквалификации с коммерческого подкупа на мошенничество. Часть 3

Начало (Здесь) и (Здесь)

К суду мы подготовились более чем основательно. Помимо письменных доказательств существования на предприятии системы локальных актов, регулирующих трудовые обязанности и полномочия сотрудников, мы имели в своем распоряжении электронные копии пропусков представителей конкурирующих клининговых компаний, участвовавших в тендере, набор локальных актов предприятия, из которых четко просматривалась последовательность образования и реорганизации отдела закупок. Кроме того, не без помощи самой Анны нами была подготовлена «закладка», которая под корень сносила всю структуру доказательств в части субъектности Анны и второй подсудимой по отношению к коммерческому подкупу.

Если кто видел электронную выписку из ПФР РФ со сведениями о зарегистрированном лице, то в пятом ее столбце содержатся сведения о трудовой функции работника, в шестом – код выполняемой функции (в нашем случае – 3341.3). Так вот этот код отсылает нас к «ОК 010-2014 (МСКЗ-08) Общероссийскому классификатору занятий», принятым и введенным в действие Приказом Росстандарта от 12.12.2014 № 2020-ст и, в нашем случае, к Приказу Министерства труда и социальной защиты Российской Федерации от 02.02.2018 № 49н «Об утверждении профессионального стандарта «Специалист административно-хозяйственной деятельности». Проще говоря, если работодатель никак не регулирует свои отношения с работником в части должностных обязанностей, этот момент урегулирован нормативно-правовыми актами.

Суд рассматривал дело в отношении двух наших подсудимых, обвиняемых по части 8 ст. 204 УК РФ и директора клининговой компании, обвиняемого по части 5 этой же статьи. Последний вину признал полностью. Собственно, это было и логично, поскольку при любой квалификации для Анны и ее подельницы, квалификация его действия была правильной, ну, за исключением нюансов. Подельница Анны сохранила свою позицию на следствии, признавая объективную сторону, но выражая несогласие с квалификацией. Мы поступили радикально и в суде вину не признали.

Консолидированной защиты не получилось. Да, собственно, никто и не пытался ее выстроить. Директору клининговой компании это было не нужно, его цель была очевидной – минимизировать последствия уголовного преследования и, по возможности, не сесть. Мы с Анной выстроили свой сценарий защиты таким образом, что изменить его никто из фигурантов не мог. Адвокат второй подсудимой на предварительном следствии, в принципе, не делал ничего и, насколько я понял по его поведению в начале заседания, не собирался ничего делать и в суде. В любом случае, четко оформленной позиции защиты я в его действиях и поведении не заметил.

Председательствующая, понимая, что для нее весь дискомфорт предстоящего судебного следствия будет исходить от нас с Анной, сделала нас первой скрипкой после прокурора, но нас это никак не беспокоило. Нам важно было на начальном этапе судебного следствия полностью раскрыть обвинение в части доказанности субъектности Анны. Ее подельницу с этого момента можно больше не вспоминать (разве что только всуе), поскольку ее судьба полностью зависела от нашего успеха или поражения.

Доказанность объективной стороны преступления решено было не трогать, чтобы не размениваться попусту. Поэтому мы сразу согласились на оглашение показаний свидетелей обвинения в этой части, без вызова их в судебное заседание, а также на оглашение письменных доказательств. А вот руководство предприятия, кадровиков и юристов потребовали вызвать. Допрашивая их, я делал акценты на такие момент, как наличие или отсутствие локальных актов работодателя, задавал вопросы по поводу выполнения подсудимыми должностных функций, выяснял у руководства детали организации управления предприятием, проецируя затем их на конкретных сотрудников. Судья и прокурор нервничали, поскольку из показаний этих свидетелей, которые при очном допросе стали существенно отличаться от протоколов допросов из дела, следовало, что девушки все, что связано с заключением и исполнением клинингового контракта, исполняли по поручению генерального директора или кого-то из уполномоченных заместителей, начальника производства и т.д., то есть тех лиц, у кого имелись доверенности. Проще говоря, их деятельность носила исполнительский характер.

Мною были практически «выбиты» на протокол однозначные ответы свидетелей о том, что на предприятии в момент заключения клинингового контракта не существовало отдела закупок, что как таковой тендер не проводился, что нет локальных актов о должностных обязанностях. С учетом того, что у нас имелись письменные доказательства об обратном, эти протоколы судебных заседаний позволяли в перспективе дискредитировать показания ключевых свидетелей обвинения. В общем из стадии предоставления доказательств стороной обвинения мы с Анной вышли ровно с тем результатом, на который рассчитывали. Настал черед для выхода защиты.

Мне для идеального развития нашего сценария не хватало допроса подсудимого – директора клининговой компании. Но как заставить его сделать это раньше Анны, я себе не представлял. Его столичный адвокат весь процесс делал вид, что у него есть конкретный «план на бой» и все развивается ровно в соответствии с ним. Диалога с ним не было и не предвиделось. Я уж хотел было сам подойти и обсудить с ним очередность допросов, но ситуация как-то сама собой разрешилась, поскольку он по своей инициативе, во время согласования порядка предоставления доказательств защитой, заявил ходатайство о допросе своего подзащитного. Аллилуйя!

Все встало на свои места. Показания директора клининговой компании из дела меня вполне устраивали. Последовательность развития событий в них полностью совпадала с нашими показаниями. Комплекс последовательных вопросов сделал его допрос более внятным и конкретным в части восприятия происходящего во время переговоров с девушками и последующего перечисления им денег на протяжении длительного периода времени. С его слов, он понимал, что они на самом деле не принимают никаких решений и согласился на их предложение исключительно из соображений, чтобы они ему не мешали при заключении и исполнении контракта. При этом они еще и помощь оказали его сотрудникам при организации клининга на предприятии.

Все срослось, обман директора клининговой компании, злоупотребление доверием собственного руководства, хищение — на лицо и полностью доказано. Ну чем не мошенничество! Осталось только «срубить» под корень доказательства субъектности ст. 204 УК РФ. Пришло время давать показания Анне.

К допросу Анны в судебном заседании мы готовились обстоятельно. Проговорили все детали таким образом, чтобы не противоречить в целом тому, о чем она показывала на следствии и выгодно дополнить их теми обстоятельствами, которые могли кардинально сломать структуру обвинения. Но главное, нужно было как-то занести в дело имеющиеся у нас письменные доказательства и исследовать их в судебном заседании с тем, чтобы потом на них ссылаться.

Приказы об обязанностях и об отделе закупок у нас были только в копиях, электронные пропуска сотрудников конкурирующих клининговых компаний, по сути, распечатанные скриншоты хоть и с оригинальным сопроводительным письмом. Пытаться по прямой просить суд приобщить их к материалам дела в условиях, когда суду и прокурору будет однозначно понятно, что они «обрушат» состав, не имело никакого смысла. Откажут, хотя бы на том основании, что нет оригиналов и жалуйся потом куда хочешь. За это время приговор уже вступит в законную силу.

Поэтому решили действовать нестандартно. Показания были полностью записаны на бумаге. Начинались они так:

«Перед началом допроса хочу сообщить, что мне моим защитником разъяснены положения ч. 2 ст. 275 Уголовно-процессуального кодекса РФ, согласно которой подсудимый при допросе вправе пользоваться письменными заметками, которые в последствии предъявляются суду по его требованию. В связи с этим я желаю воспользоваться этим правом и воспользоваться письменными материалами, подготовленными мною, совместно с моим защитником, с той целью, чтобы не упустить из вида важные для моей защиты обстоятельства и не навредить самой себе собственными показаниями».

Далее, в части своих должностных полномочий на предприятии Анна поясняла о том, какой порядок утверждения обязанностей был установлен на предприятии и переходила к конкретике:

«Так, в соответствии с Приказом № 117 от 23.12.2011 мне, как офис-менеджеру было предоставлено право подписи всех актов сдачи-приемки выполненных работ (оказанных услуг) от имени, в то время, ЗАО «Силд Эйр Каустик» по услугам экспресс почты, по подписке, по бронированию и оформлению билетов на период с 01.01.2012 по 31.12.2012, с которым я была официально ознакомлена и поставила в нем свою подпись. Эти полномочия полностью соответствовали тем направлениям, осуществление которых входило в круг моих обязанностей.

Аналогичные полномочия были мне предоставлены:

• как офис-менеджеру Приказом № 141 от 21.12.2012 на период с 01.01.2013 по 31.12.2013;
• как офис-менеджеру — Приказом № 129 от 18.12.2013 на период с 01.01.2014 по 31.12.2014;
• как офис-менеджеру — Приказом № 128 от 04.12.2014 на период с 01.01.2015 по 31.12.2015;
• как офис-менеджеру — Приказом № 191 от 07.12.2015 на период с 01.01.2016 по 31.12.2016;
• как офис-менеджеру — Приказом № 205 от 07.12.2016 на период с 01.01.2017 по 31.12.2017;
• как начальнику административного отдела — Приказом № 150 от 07.12.2017 на период с 01.01.2018 по 31.12.2018;
• как начальнику административного отдела — Приказом № 306 от 07.12.2018 на период с 01.01.2019 по 31.12.2019».

Затем шел блок о том, как был организован тендер с указанием названий предприятий, участвовавших в нем, лиц ответственных за проведение тендера, реально принимавших решения том, с кем будет заключен контракт и так далее. За ним блок, опровергающий показания ключевых свидетелей о том, что на предприятии в 2012 году не существовало отдела закупок, со ссылкой так же на конкретные локальные акты, подтверждающие обратное. Затем Анна дала исчерпывающие показания о том, как был реализован преступный умысел, как получали и делили деньги и т.д.

Завершался ее монолог так:

«В связи с этим я не признаю вину в совершении преступления, предусмотренного ч. 8 ст. 204 Уголовного Кодекса РФ, то есть, в совершении мною коммерческого подкупа, считаю, что мои действия государственным обвинением квалифицированы неправильно.

Использованные мною для подготовки к допросу письменные материалы, а также копии локальных актов, касающихся моей трудовой деятельности в АО «Силд Эйр Каустик», я прошу уважаемый суд приобщить к материалам уголовного дела».  

Пока Анна давала показания, точнее, озвучивала их с заранее подготовленного текста, судья белела, смотрела ненавидящим взглядом на прокурора. Потом, когда Анна попросила свои записи вместе с приложениями копий документов приобщить к делу, таким же взглядом был одарен и я. Пока судья приходила в себя, я попросил слово и заявил ходатайство о приобщении еще ряда письменных доказательств и истребовании из первоисточников их заверенных копий. А что? Проверку доказательств судом в порядке ст. 87 УПК РФ никто не отменял.

Бомба взорвалась. Судья собрала все, что мы ей только что передали, само дело, объявила перерыв по своей инициативе и куда-то сорвалась. Ее не было около получаса, после чего она вернулась и удовлетворила мое ходатайство и ходатайство подсудимой в части – приобщила к делу письменные показания Анны и мое ходатайство и … Отказала в приобщении приложений к ним. Хотя копии приложений не вернула. Бред, конечно, с ее стороны. По сути, ходатайство осталось не разрешенным. Но свое «грязное» дело мы сделали! Такой отказ и неисполнение обязанности по проверке доказательств защиты есть повод для того, чтобы притащить все эти материалы в апелляцию, и является основанием для отмены приговора. Для верности я в следующем судебном заседании повторно заявил такое же ходатайство и снова с таким же «успехом».

Теперь перед нами стояла новая задача, как приобщить к делу выписку из ПФР РФ и вынудить суд ее исследовать. Ошибиться было нельзя. После предыдущих выкрутасов с письменными доказательствами все, что я принесу в суд, будут рассматривать через лупу.

Для решения этой проблемы я попросил Анну принести мне еще как можно больше характеризующего материала. В деле его и так было предостаточно, но нужно было еще больше. Она принесла какие-то грамоты, характеристику из спортивного клуба, от уличного комитета, благодарственное письмо из школы за отличное воспитание сына, грамоты самого сына. В эту кучу я вложил выписку и попросил суд все это приобщить к делу в качестве дополнений. Необходимость приобщения выписки мотивировал тем, что она подтверждает то, что моя подзащитная не тунеядец и на протяжении всей сознательной жизни добросовестно трудится. С учетом того, что на выписке стояла электронная подпись сотрудника ПФР РФ, повода отказать в приобщении не нашлось. А пять заветных цифр с кодом, как я и рассчитывал, подозрений не вызвали. В общем авантюра прокатила, бумага в дело зашла и официально была исследована! Теперь оставалось только дождаться прений и ее расшифровать.  

Прения для председательствующего начались неожиданно. Прокурор с ходу запросил переквалификацию действий Анны и второй подсудимой по части 4 ст. 159 УК РФ, а директора клининговой компании как покушение на совершение коммерческого подкупа. По ее реакции мне показалось, что ее о таких изменениях не предупредили. Потом был я с анализом всего дела на десяти листах. Ну, а дальше все остальные в порядке живой очереди. Не стану терзать уважаемого читателя пересказом собственных прений, поскольку заинтересовавшиеся имеют возможность ознакомиться с ними в полном объеме.

Итог по делу – для Анны четыре года условно, без штрафов и гражданских исков. Даже деньги, которые изъяли во время обыска и хранили при деле, суд ей возвратил. Приговор не обжаловался никем, вступил в законную силу и уже исполняется.

Вот теперь – все!